— Хватит, — потребовала она.
— Тебе улыбнулся мой бог? — Серые глаза Арина сузились. Его грудь вздымалась. А затем он подавил свой гнев, спрятав его глубоко внутри. Он смотрел в глаза Кестрел, и та поняла: он осознает, что только что выдал, насколько хорошо знает ее язык. Арин спросил Джесс намеренно ровным голосом: — С чего ты взяла, что он улыбнулся ей?
Кестрел начала говорить, но Арин жестом руки заставил ее замолчать. Джесс изумленно произнесла:
— Кестрел?
— Ответь мне, — потребовал Арин.
— Что же, — попыталась рассмеяться Джесс. — Так и есть, разве нет? Кестрел так ясно видит во всем истину.
Его губы жестоко изогнулись.
— Сомневаюсь.
— Кестрел, он — твоя собственность. Ты ничего не собираешься сделать?
Эти слова, вместо того чтобы заставить ее действовать, будто парализовали ее.
— Ты считаешь, что видишь истину, — сказал Арин Кестрел по-герански, — потому что люди позволяют тебе верить в это. Если ты обвинишь геранца во лжи, думаешь, он посмеет возразить тебе?
Ее ошеломило ужасной догадкой. Она почувствовала, как от ее лица отлила вся кровь и по венам разлился холод.
— Джесс, дай мне свои серьги.
— Что?
Джесс была совершенно сбита с толку.
— Одолжи мне их. Пожалуйста. Я верну.
Джесс сняла серьги и вложила их в протянутую руку Кестрел. Золотистые капельки-стекляшки подмигнули ей. Но были ли это на самом деле стекляшки? Торговка драгоценностями на рынке говорила, что это топазы, перед тем как Кестрел обвинила ее во лжи.
Кестрел заплатила больше, чем стоило стекло, но лишь малую часть стоимости настоящих драгоценных камней. Возможно, это были топазы, но торговка слишком боялась настоять на своем.
Кестрел обдало волной стыда. В комнате было тихо; Джесс теребила кружевные манжеты своих рукавов, а Арин, судя по всему, молча злорадствовал, что его последние слова попали в яблочко.
— Мы уходим, — сказала она ему.
Он не выказал больше признаков неповиновения. Кестрел знала, что так было не из-за страха, что она накажет его. Наоборот: теперь он был уверен, что она никогда этого не сделает.
*
Кестрел выпрыгнула из экипажа и решительно вошла в лавку самого уважаемого в городе валорианского ювелира. Арин следовал за ней.
— Я хочу знать, настоящие ли это камни.
Кестрел со стуком уронила серьги на стол перед ювелиром.
— Топазы? — спросил тот.
Кестрел было сложно говорить.
— Я здесь как раз для того, чтобы проверить.
Ювелир посмотрел на серьги через увеличительное стекло и сказал:
— Сложно определить. Нужно сравнить их с теми камнями, в подлинности которых я точно уверен. Это может занять некоторое время.
— Сколько понадобится.
— Миледи, — обратился к ней Арин на ее языке. Его голос был безупречно вежлив, будто не было никакой вспышки в салоне. — Вы позволите мне прогуляться по рынку?
Кестрел посмотрела на него. Это была необычная просьба, и Арин едва ли мог надеяться, что Кестрел удовлетворит ее, особенно после того, как он повел себя у Джесс.
— Вы в помещении, — продолжил он, — а значит, на данный момент не нуждаетесь в сопровождении. Я бы хотел увидеться с другом.
— С другом?
— Да, у меня есть друзья, — ответил он и добавил: — Я вернусь. Думаете, я далеко уйду, если попытаюсь бежать?
Закон, касающийся пойманных беглецов, был предельно ясен. Им отрубали уши и нос. Эти увечья не мешали невольнику работать.
Кестрел осознала, что ей стало невыносимо видеть перед собой лицо Арина. Скорее, она надеялась, что он попытается бежать, преуспеет в этом и ей больше никогда не придется иметь с ним дело.
— Возьми это. — Она сняла с пальца кольцо с печаткой, на которой были изображены когти птицы. — Тебя станут допрашивать, если увидят одного без клейма свободы или моего знака.
И она позволила ему уйти.
*
Арин хотел увидеть, как ее яркие волосы остригут, а на голову повяжут рабочую косынку. Он хотел увидеть ее в тюрьме. Жаждал держать в руках ключ от камеры. Он почти чувствовал его холодную тяжесть. То, что она не стала доказывать расположение к ней его бога, почему-то ничуть не остудило его негодование.
Какой-то торговец расхваливал свои товары. Звук его голоса вторгся в мысли Арина и прервал их мрачный ход. У него была здесь цель. Ему нужно было попасть в дом торгов. И освежить голову.
Ничто не должно обескураживать его сейчас, даже горький привкус в горле. Он подставил свое лицо солнцу и вдохнул пыльный воздух рынка. Этот воздух показался Арину даже более свежим, чем ароматы цитрусовой рощи генерала, потому что раб мог хотя бы притвориться, будто вдыхает его свободным. Он шагал, думая о том, что узнал в салоне. Его разум ощупывал фрагменты информации, оценивал их форму и размер и решал, станут ли они новыми звеньями в цепи.
Он помедлил мгновение на том факте, что его госпожа освободила рабыню. Затем Арин нанизал и эту бусину на леску своего сознания, позволил ей стукнуться об остальные и затихнуть. К нему эта информация не имела никакого отношения.
Многое из произошедшего за последний час Арин не понимал. Он представить себе не мог, почему девчонка с такой тревогой схватилась за серьги. Он знал лишь то, что каким-то образом одержал над ней верх, хоть и не без потерь. Теперь она будет бдительна насчет того, что говорит в его присутствии по-валориански.
По пути к цели Арина остановили только однажды, но солдат позволил ему пройти. Вскоре он оказался у дома торгов, где попросил увидеться с Плутом, который настолько сжился со своим валорианским прозвищем, что никто не знал, как его звали до войны. «Плут — бесподобное имя для распорядителя торгов», — говорил он.