— Кестрел. — Джесс дернула подругу за рукав. — Что ты делаешь?
Голос торговца набрал силу:
— Итак, кейстон. Раз, два…
— Двенадцать кейстонов! — крикнул мужчина, который стоял у барьера на противоположном от Кестрел конце полукруга.
Распорядитель торгов потерял дар речи.
— Двенадцать?
— Тринадцать! — раздался другой голос.
Кестрел внутренне поморщилась. Раз уж она назвала свою цену — но почему, почему она вообще это сделала? — то эта цена не должна была быть столь высока. Все собравшиеся вокруг арены смотрели на нее — на дочь генерала, пташку из высшего общества, которая порхала от одного уважаемого дома к другому. Люди думали…
— Четырнадцать!
Люди думали, что раз она хочет заполучить этого раба, то он должен стоить того. Должна быть причина, заставившая ее обратить на него внимание.
— Пятнадцать!
И эта сладкая загадка побуждала валорианцев называть одну цену за другой.
Сейчас раб смотрел на нее во все глаза, и неудивительно: именно она начала это безумие. Кестрел почувствовала, как смешались внутри нее понятия судьбы и возможности выбора.
Она подняла руку.
— Я называю цену в двадцать кейстонов.
— О небеса, девочка моя, — воскликнула женщина с острым подбородком. — Опомнись. Зачем он тебе нужен? Потому что поет? В лучшем случае он сможет исполнить грязные геранские застольные гимны.
Кестрел не взглянула ни на нее, ни не Джесс, хоть и чувствовала, что подруга заламывает руки. Кестрел не отрывала глаз от раба.
— Двадцать пять! — раздался сзади женский голос.
Теперь цена поднялась выше, чем было у Кестрел с собой. Распорядитель торгов, казалось, не знал, куда кинуться. Цена продолжала увеличиваться, голоса звучали один за другим, и начало казаться, что через толпу собравшихся пролетела стрела с привязанной к ней веревкой и крепко стянула всех сетью возбуждения.
Голос Кестрел прозвучал ровно:
— Пятьдесят кейстонов.
Внезапная ошеломленная тишина оглушала. Джесс ахнула.
— Продано! — выкрикнул распорядитель. Его лицо одичало от радости. — Продано леди Кестрел за пятьдесят кейстонов!
Он заставил раба спуститься с помоста, и только тогда юноша оторвал взгляд от глаз Кестрел. Он уставился в песок с таким вниманием, будто надеялся прочитать в нем будущее, и стоял неподвижно до тех пор, пока распорядитель не подтолкнул его к загону.
Вздрогнув, Кестрел втянула в себя воздух. Ее кости будто превратились в желе. Что она сделала?
Джесс поддержала ее под локоть.
— Ты сошла с ума.
— И несколько порастратилась, на мой взгляд, — фыркнула женщина с острым подбородком. — Похоже, на кого-то пало проклятье победителя.
Кестрел обернулась к ней.
— Что вы хотите этим сказать?
— Ты ведь нечасто бываешь на торгах, верно? Проклятье победителя — это когда ты получаешь свой товар, но по слишком высокой цене.
Люди начали расходиться. Распорядитель торгов вывел из загона кого-то другого, но путы возбуждения, связывавшие собравшихся у арены валорианцев, уже распались. Представление окончилось. Теперь дорога перед Кестрел была свободна, но девушка не могла двинуться с места.
— Я ничего не понимаю, — сказала Джесс.
То же самое ощущала Кестрел. О чем она думала? Что пыталась доказать?
«Ничего», — сказала она себе. Отвернувшись от арены, Кестрел заставила себя сделать первый шаг прочь от содеянного.
«Ничего».
Приемная загона была открыта воздуху и выходила на улицу. Здесь пахло немытыми телами. Джесс стояла рядом, бросая быстрые взгляды на железную дверь в дальней стене. Кестрел пыталась сдерживаться и не делать того же. Обычно домашних рабов покупал ее отец или управляющий имением, который и надзирал за невольниками.
Распорядитель торгов ждал у мягких кресел, поставленных для посетителей-валорианцев. Когда он увидел Кестрел, его лицо осветилось лучезарной улыбкой.
— О, — воскликнул он. — А вот и победитель! Я надеялся оказаться здесь раньше Вас. Покинул арену, как только смог.
— Вы всегда лично приветствуете покупателей?
Энтузиазм распорядителя удивил Кестрел.
— Достойных — да.
Кестрел задавалась вопросом, насколько хорошо звук проникал через решетчатое окно железной двери.
— В остальных случаях, — продолжил распорядитель, — я поручаю заключение сделки моей помощнице. Она сейчас на арене, пытается сбыть близнецов. — Сложность не разделять родственников при продаже заставила его закатить глаза. — Что же, — пожал он плечами, — кому-то может приглянуться одномастный набор.
В приемной появились двое валорианцев, муж и жена. Распорядитель улыбнулся, спросил, не присядут ли они, и пообещал, что скоро ими займется. Джесс шепнула на ухо Кестрел, что вошедшая чета дружит с ее родителями. Будет ли Кестрел возражать, если она подойдет поздороваться?
— Нет, — ответила Кестрел. — Не буду.
Она не могла винить Джесс за неловкость, которую та ощущала перед лицом скользких деталей покупки людей, хоть факт рабства и сопровождал каждый ее час, начиная с того момента, когда невольница набирала ей утром ванну, и заканчивая вечером, когда другая расплетала ее волосы.
После того, как Джесс присоединилась к своим знакомым, Кестрел бросила на распорядителя торгов выразительный взгляд. Мужчина кивнул. Достав из кармана толстый ключ, он открыл железную дверь и вошел в помещение. Кестрел услышала, как он сказал по-герански: